(no subject)

Приехала я значицца из Турции. Ехала я долго, но Родина звала. 13 часов решала кроссворды в аэропорту Франкфурта, в 5 часов утра еле из Самарского Курумоча уехала домой за 5 тыс. В общем приезжаю я домой, затаскиваю в квартиру чемодан у которого в процессе путешествия отпали все ручки, ножки и колесики и слышу телефонный звонок. Ага, думаю, кто-то соскучился по мне из за долгого моего отсутствия. И правда соскучился… прямо таки истомился… ГЛАВНЫЙ ВРАЧ.

  И узнаю я новость. Пока я по турциям моталась, возникла тут у нас некая проблема. Проблема конечно не плевая, но вполне рядовая для каждой больницы. Дык вот и решило начальство меня прямо таки заложить со всеми потрохами. Не от того, что я такая плохая, а просто проблемка уж очень хорошо подошла для решения некоторых внутрибольничных политических моментов. Пока они в политику играли, Макиавелли наши Симбирского уезда, ситуация из под контроля вышла. Тыкали друг в друга кто хороший администратор, а кто плохой перед комиссией, и как это обычно случается комиссия вынесла решение,  что в больнице творится какой-то бардак, от того и проблемы случаются.  В общем, замаячили серьезные санкции для самих администраторов. Все тут без меня провели ЛКК,  признали меня виноватой, прямо чуть не до УК. Но вот теперь  одна загвоздка, осталось мне признаться в том, чего я не делала. И всем будет счастье. Кроме меня. В обчем, мол приезжай завтра, перетереть это дело надо.

 Приехала вчера «перетереть дело». Начальство мне деловое предложение сразу в лоб: « на тебе ответственность. Признаешь свою вину, больницу спасешь. А мы за тебя всей душой. Обеспечим одобрительной молчание и еще будем на шухере стоять в свободное от работы время, правда, ты понимаешь, что работы у нас очень много. Тем более мы тебя уже виновной признали». Я тут начала непонятно упрямится, «неправильно себя вести», настаивая указать на конкретные ошибки,  что никак в планы начальства не входило. Начальство прямо загрустило… И по-хорошему и по-плохому меня уговаривало, при этом повторяя, что главное, чтобы «правильно вести себя»- никому не говорить о нашем разговоре, особенно не обращаться в инстанции, не советоваться с адвокатом, потому, что «мыжекаксемья»…Тут уж и выясняется, что дружбан нашего начмеда, похититель лампочек и грабель, типа исполняет мои обязанности ( после назначения в минувший понедельник находится в запое со вторника).

   Так что вот такие дела… «Я узнал, что у меня есть прекрасная семья». Ситуация прямо-таки замечательная. Я еще в отпуске, и мне милостиво разрешили догуливать, даже и не знаю, что они там за эту неделю придумают. Я же пока все-таки отправлюсь по инстанциям.  В общем, живой не дамся.

(no subject)

Приехала я значицца из Турции. Ехала я долго, но Родина звала. 13 часов решала кроссворды в аэропорту Франкфурта, в 5 часов утра еле из Самарского Курумоча уехала домой за 5 тыс. В общем приезжаю я домой, затаскиваю в квартиру чемодан у которого в процессе путешествия отпали все ручки, ножки и колесики и слышу телефонный звонок. Ага, думаю, кто-то соскучился по мне из за долгого моего отсутствия. И правда соскучился… прямо таки истомился… ГЛАВНЫЙ ВРАЧ.

  И узнаю я новость. Пока я по турциям моталась, возникла тут у нас некая проблема. Проблема конечно не плевая, но вполне рядовая для каждой больницы. Дык вот и решило начальство меня прямо таки заложить со всеми потрохами. Не от того, что я такая плохая, а просто проблемка уж очень хорошо подошла для решения некоторых внутрибольничных политических моментов. Пока они в политику играли, Макиавелли наши Симбирского уезда, ситуация из под контроля вышла. Тыкали друг в друга кто хороший администратор, а кто плохой перед комиссией, и как это обычно случается комиссия вынесла решение,  что в больнице творится какой-то бардак, от того и проблемы случаются.  В общем, замаячили серьезные санкции для самих администраторов. Все тут без меня провели ЛКК,  признали меня виноватой, прямо чуть не до УК. Но вот теперь  одна загвоздка, осталось мне признаться в том, чего я не делала. И всем будет счастье. Кроме меня. В обчем, мол приезжай завтра, перетереть это дело надо.

 Приехала вчера «перетереть дело». Начальство мне деловое предложение сразу в лоб: « на тебе ответственность. Признаешь свою вину, больницу спасешь. А мы за тебя всей душой. Обеспечим одобрительной молчание и еще будем на шухере стоять в свободное от работы время, правда, ты понимаешь, что работы у нас очень много. Тем более мы тебя уже виновной признали». Я тут начала непонятно упрямится, «неправильно себя вести», настаивая указать на конкретные ошибки,  что никак в планы начальства не входило. Начальство прямо загрустило… И по-хорошему и по-плохому меня уговаривало, при этом повторяя, что главное, чтобы «правильно вести себя»- никому не говорить о нашем разговоре, особенно не обращаться в инстанции, не советоваться с адвокатом, потому, что «мыжекаксемья»…Тут уж и выясняется, что дружбан нашего начмеда, похититель лампочек и грабель, типа исполняет мои обязанности ( после назначения в минувший понедельник находится в запое со вторника).

   Так что вот такие дела… «Я узнал, что у меня есть прекрасная семья». Ситуация прямо-таки замечательная. Я еще в отпуске, и мне милостиво разрешили догуливать, даже и не знаю, что они там за эту неделю придумают. Я же пока все-таки отправлюсь по инстанциям.  В общем, живой не дамся.

Самолет, самолет увези меня в полет.

 О том что я «люблю» летать на самолетах я уже где-то писала. Однако мой ужас от полета не переходит социально принятых норм и, после внутренней борьбы я все-таки погружаю свое тело в кресло самолета раз в год  для путешествия куда-нибудь. Все таки глупо не пользоваться ситуацией с посещением других мест пока есть такая возможность.   Жизнь игра, и … в общем нужно ловить момент, чтобы в старости было о чем приятном вспомнить.

 В этот раз я впервые воспользовалась услугами компании Люфтганза и поняла, что я не вообще боюсь летать, а просто боюсь летать на наших самолетах.  

 Последний раз я летала в июне в Тунис из Внуково на Иле. Ну… Ил не самый плохой вариант, конечно. Ту на меня оказывает самое гнетущее впечатление, особенно во время полета. Но вот мы выходим на посадку и близимся к рукаву для перехода в салон. Я смотрю через стекло зала посадки на обшарпанный нос самолета и, в голове начинают ворочаться мыслишки, типа «сколько же тебе лет-то дедуля». У входа в самолет встречает то ли пилот, то ли борт инженер, то ли радист с помятым лицом. Нет, он не пьян, ни-ни, просто не свеж и черт знает от чего он так несвеж. Оборачиваюсь на других пассажиров и понимаю, что мрачные мысли приходят не только мне. Проходящие мимо в салон женщины втягивали воздух и, заняв свое место, тревожно выглядывали в проход между кресел. Я добралась до своего места и обнаружила на нем обломок подлокотника, но явно не от моего кресла. Проходящему проводнику я вдогонку шепнула: « Тут у вас какая-то запчасть валяется» Шепнула все-таки чрезмерно громко:   все занявшие свое место пассажиры на расстоянии 2-х кресел привстали со своих мест и изогнулись кто как мог в попытки увидеть, какую там деталь я нашла. Не мотор ли это самолета , или может быть шасси. Проводник с мрачной улыбкой выхватил у меня подлокотник и умелым движением прихлопнул его к креслу впереди меня, недовольно заметив, что этот подлокотник вечно вылетает. Пассажиры медленно стали опускаться в свои кресла с задумчивыми лицами. Как то вообще все это проходило тревожно. Граждане спасаясь от тяжелых раздумий уже на «рулежке» стали откупоривать закупленное в дьюти фри спиртное и давать себе вводный наркоз. При взлете самолет трясло, проводница через 3 кресла впереди меня сидела пристегнутая к креслу как космонавт с тем выражением лица, с которым обычно рисовали пионеров героев в советских детских книжках в момент совершение подвига. Полет проходил в тряске и качании. Почему-то деликатный сигнал пристегнуть ремни в этом самолете звучал как сирена на киношной подводной лодке в момент торпедной атаки. Дремать не удавалось. Я стала смотреть в иллюминатор и первым делом обнаружила, что на моторе самолета нет одной панели, которая собственно мотор закрывает. Я пустилась в мрачные дилетантские размышления, была ли эта панель при взлете, и как это влияет на самолет. У проводника спросить постеснялась, помня историю с подлокотником. Может эта часть обшивки у них тоже всегда выпадает и, вернувшись из чартерного полета во Внуково, какой-нибудь бортинженер легким движением руки прихлопнет панель на место. Посадка проходила, так же как и взлет, с созерцанием каменного выражения лица проводницы напротив. Люди выходили из наркоза, зевали, застегивали ремни безопасности. Нервно поглядывая в иллюминатор на расстояние до земли. Самолет начал быстро сбрасывать высоту, что особенно ценит мой вестибулярный аппарат. Мне казалось, что я взмываю к потолку, а потом застываю где-то на полпути обратно к креслу. Но вот, наконец мы на земле и пассажиры начинают аплодировать. А почему? У потому, что ощущение после полета, что ты совершил подвиг, что все это наконец кончилось, вообще что молодец, и что вел себя как герой. В общем приключение  со смертельным риском.

   В самолете Люфтганзы, как в автобусе. И даже лучше, потому, что не подбирают голосующих на обочине. Вся команда дает понять, что они делают свою любимую работу и отвечают за ее качество. Мне не нужно смотреть на героические лица проводников, они просто учтиво улыбаются и всем своим видом дают понять, что все  замечательно, легко и непринужденно. 

 Приземляясь в аэропорту Франкфурта, командир корабля, сообщая о температуре за бортом, вместо air сказал ear . Добродушно рассмеялся, исправился и сказал, что надеется, что этот случай будет напоминать нам о компании Люфтганза. Мило.

   Жаль что у наших авиокампаний не так. Я не могу ничего говорить о мастерстве росийских летчиков, потому, что для меня, дремучего дилетанта в летном мастерстве у самолета только 2 состояния: летит и падает,  и я понятия не имею какова работа там, в кабине, какие там сложности и проблемы. Но я черт, возьми, и знать во время полета об этом не хочу.  Это все равно что если хирург при местном наркозе удаляющий аппендицит, начнет пациенту рассказывать, что у него "там внутрях". Я о внешней стороне дела, с которой я как пассажир сталкиваюсь. Я предпочитаю видеть в самолете транспорт, а не средство испытания крепости нервной системы.

 В общем всем нам чистого неба, и летчикам и пассажирам.

Самолет, самолет увези меня в полет.

 О том что я «люблю» летать на самолетах я уже где-то писала. Однако мой ужас от полета не переходит социально принятых норм и, после внутренней борьбы я все-таки погружаю свое тело в кресло самолета раз в год  для путешествия куда-нибудь. Все таки глупо не пользоваться ситуацией с посещением других мест пока есть такая возможность.   Жизнь игра, и … в общем нужно ловить момент, чтобы в старости было о чем приятном вспомнить.

 В этот раз я впервые воспользовалась услугами компании Люфтганза и поняла, что я не вообще боюсь летать, а просто боюсь летать на наших самолетах.  

 Последний раз я летала в июне в Тунис из Внуково на Иле. Ну… Ил не самый плохой вариант, конечно. Ту на меня оказывает самое гнетущее впечатление, особенно во время полета. Но вот мы выходим на посадку и близимся к рукаву для перехода в салон. Я смотрю через стекло зала посадки на обшарпанный нос самолета и, в голове начинают ворочаться мыслишки, типа «сколько же тебе лет-то дедуля». У входа в самолет встречает то ли пилот, то ли борт инженер, то ли радист с помятым лицом. Нет, он не пьян, ни-ни, просто не свеж и черт знает от чего он так несвеж. Оборачиваюсь на других пассажиров и понимаю, что мрачные мысли приходят не только мне. Проходящие мимо в салон женщины втягивали воздух и, заняв свое место, тревожно выглядывали в проход между кресел. Я добралась до своего места и обнаружила на нем обломок подлокотника, но явно не от моего кресла. Проходящему проводнику я вдогонку шепнула: « Тут у вас какая-то запчасть валяется» Шепнула все-таки чрезмерно громко:   все занявшие свое место пассажиры на расстоянии 2-х кресел привстали со своих мест и изогнулись кто как мог в попытки увидеть, какую там деталь я нашла. Не мотор ли это самолета , или может быть шасси. Проводник с мрачной улыбкой выхватил у меня подлокотник и умелым движением прихлопнул его к креслу впереди меня, недовольно заметив, что этот подлокотник вечно вылетает. Пассажиры медленно стали опускаться в свои кресла с задумчивыми лицами. Как то вообще все это проходило тревожно. Граждане спасаясь от тяжелых раздумий уже на «рулежке» стали откупоривать закупленное в дьюти фри спиртное и давать себе вводный наркоз. При взлете самолет трясло, проводница через 3 кресла впереди меня сидела пристегнутая к креслу как космонавт с тем выражением лица, с которым обычно рисовали пионеров героев в советских детских книжках в момент совершение подвига. Полет проходил в тряске и качании. Почему-то деликатный сигнал пристегнуть ремни в этом самолете звучал как сирена на киношной подводной лодке в момент торпедной атаки. Дремать не удавалось. Я стала смотреть в иллюминатор и первым делом обнаружила, что на моторе самолета нет одной панели, которая собственно мотор закрывает. Я пустилась в мрачные дилетантские размышления, была ли эта панель при взлете, и как это влияет на самолет. У проводника спросить постеснялась, помня историю с подлокотником. Может эта часть обшивки у них тоже всегда выпадает и, вернувшись из чартерного полета во Внуково, какой-нибудь бортинженер легким движением руки прихлопнет панель на место. Посадка проходила, так же как и взлет, с созерцанием каменного выражения лица проводницы напротив. Люди выходили из наркоза, зевали, застегивали ремни безопасности. Нервно поглядывая в иллюминатор на расстояние до земли. Самолет начал быстро сбрасывать высоту, что особенно ценит мой вестибулярный аппарат. Мне казалось, что я взмываю к потолку, а потом застываю где-то на полпути обратно к креслу. Но вот, наконец мы на земле и пассажиры начинают аплодировать. А почему? У потому, что ощущение после полета, что ты совершил подвиг, что все это наконец кончилось, вообще что молодец, и что вел себя как герой. В общем приключение  со смертельным риском.

   В самолете Люфтганзы, как в автобусе. И даже лучше, потому, что не подбирают голосующих на обочине. Вся команда дает понять, что они делают свою любимую работу и отвечают за ее качество. Мне не нужно смотреть на героические лица проводников, они просто учтиво улыбаются и всем своим видом дают понять, что все  замечательно, легко и непринужденно. 

 Приземляясь в аэропорту Франкфурта, командир корабля, сообщая о температуре за бортом, вместо air сказал ear . Добродушно рассмеялся, исправился и сказал, что надеется, что этот случай будет напоминать нам о компании Люфтганза. Мило.

   Жаль что у наших авиокампаний не так. Я не могу ничего говорить о мастерстве росийских летчиков, потому, что для меня, дремучего дилетанта в летном мастерстве у самолета только 2 состояния: летит и падает,  и я понятия не имею какова работа там, в кабине, какие там сложности и проблемы. Но я черт, возьми, и знать во время полета об этом не хочу.  Это все равно что если хирург при местном наркозе удаляющий аппендицит, начнет пациенту рассказывать, что у него "там внутрях". Я о внешней стороне дела, с которой я как пассажир сталкиваюсь. Я предпочитаю видеть в самолете транспорт, а не средство испытания крепости нервной системы.

 В общем всем нам чистого неба, и летчикам и пассажирам.